Гарегин держал в руках мешочек, и пальцы у него дрожали — не от страха, а от жадного возбуждения. Звон монет звучал как музыка. Он пересчитывал их снова и снова, будто боялся, что если отведёт взгляд, часть исчезнет. В этом мешке было всё: взятки, старые долги, чужие слёзы, чьи-то разбитые надежды. Золото и деньги. Его маленькое, тщательно спрятанное королевство.

Он был уверен: всё под контролем.
Всегда был уверен.

Гарегин знал, как разговаривать с нужными людьми. Знал, когда улыбаться, а когда молчать. Он умел делать вид, что помогает, и так же умело — забирать последнее. Его боялись, но уважали. А страх он всегда принимал за уважение — удобная ошибка, которой он никогда не хотел лишаться.

В тот вечер он долго не мог уснуть. В доме было тихо, слишком тихо. Даже старые половицы не скрипели, словно тоже затаили дыхание. Гарегин вышел во двор, сел на холодную скамью и закурил. Дым тянулся вверх, растворяясь в ночи.

— Всё кончено, — пробормотал он сам себе. — Теперь можно жить спокойно.

Он не заметил, как за калиткой мелькнула тень.

Утром всё началось с мелочей. Пропал один конверт. Потом — второй. Ничего страшного, решил он. Может, переложил. Может, забыл. Но внутри уже зашевелилось неприятное, липкое чувство, похожее на холод под кожей.

К полудню он понял: это не ошибка.

Сейф был вскрыт аккуратно, почти вежливо. Никаких следов взлома. Только пустота. Деньги исчезли. Золото — тоже. Остались лишь аккуратно сложенные документы и старая фотография, которую он не видел много лет.

На фотографии была женщина. Его жена. Та самая, которую он когда-то выгнал из дома, смеясь и бросая ей в спину: «Ты без меня никто». Рядом — мальчик. Их сын. Гарегин отвернулся от снимка, словно тот мог его укусить.

В этот момент за дверью послышались шаги.

— Долго же ты шёл к этому, — сказал спокойный голос.

Гарегин обернулся. Перед ним стоял взрослый мужчина. Высокий. Уверенный. Слишком уверенный. В его взгляде не было ненависти — только холодная ясность, от которой становилось не по себе.

— Ты… — Гарегин сглотнул. — Это невозможно.

— Ты всегда так говорил, — ответил мужчина. — Когда не хотел видеть правду.

Он рассказал всё без крика, без истерики. Как мать умерла в нищете. Как он рос, зная, что где-то есть отец, у которого есть деньги, но нет совести. Как годами он собирал информацию, копии документов, подписи, переводы. Как золото и деньги были лишь частью плана.

— Ты думал, что украл у всех, — сказал он тихо. — Но на самом деле ты просто собирал это для меня.

Гарегин сел. Ноги больше не держали. В голове гудело. Всё, что он строил десятилетиями, рассыпалось за один разговор. Не было ни суда, ни полиции — только абсолютное поражение.

— Ты мог бы оставить мне хоть что-то… — прошептал он.

Мужчина усмехнулся.
— Я оставил. Тишину. И время подумать.

Когда дверь закрылась, Гарегин остался один. Без денег. Без золота. Без власти. Впервые за много лет — просто человек, которому некуда бежать и не за что спрятаться.

И в этой тишине он наконец понял: самое страшное — не потерять всё. Самое страшное — понять, что ты это заслужил.